Сергей Кольцов
Факт: 10 сентября 2008 года в ЦЕРНе* был запущен большой
адронный коллайдер. Однако, после недолгой эксплуатации,
руководство института приняло решение закрыть его на ремонт.

В кабинете одной из психиатрических больниц небольшого южного городка негромко играло радио да тёплый весенний ветер шевелил невесомую тюлевую занавеску. Доктор, задумчиво покачивая носком сандалии, читал папку с историей болезни. Временами хмурился, а иногда его высокий лоб покрывался паутинкой морщин.
– Интересно. То есть вы, товарищ Сенцов, утверждаете, что всё не так.
Перед ним в больничной пижаме сидел взъерошенный молодой человек лет тридцати и, не отрываясь, глядел на врача.
– Да, Анатолий Иванович.
– Любопытно. Вы позволите? – Анатолий достал из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет «Космос» и неспешно закурил. А затем, глядя на голубоватый табачный дымок, произнёс. – Вы понимаете, вё то, что здесь написано, выглядит…
– Правдоподобно?
– Странно. Поэтому­то вы и находитесь в клинике для душевнобольных. Хотя сами впечатление психа не производите. Да и характеристика ваша с прежнего места работы весьма похвальная. Комсомолец, портрет на Доске почёта.
Пациент вздохнул.
– В том­-то и беда, доктор, что я не помню всего этого. Я помню другую жизнь, в которой я не был ни пионером, ни комсомольцем, а уж тем более не висел ни на каких Досках почёта.
Доктор пошуршал страницами истории болезни.
– Офисный планктон. Интересное высказывание.
Пациент фыркнул и отвернулся в сторону открытого окна.
– Да у нас половина страны в офисах штаны протирает.
– А работает кто?
Сенцов пожал плечами.
– Вы писали про какое-­то Беловежское соглашение, которое подписали в 1991 году.
– Да. И развал Союза.
Жёлтые от курения ногти врача отбили по папке замысловатую дробь.
– Однако, из всего того, что вы рассказывали, не случилось ничего. Видимо, в вашем мире было и Беловежское соглашение, и СНГ. Однако в нашем, 2018­м, как видите, этого не произошло. Никто не подписал соглашения и Союз не развалился.
Пациент нервно улыбнулся.
– Знаю, что звучит это как бред, но… Я сам запутался. Не знаю, что происходит. Будто меня выдернули из одного мира и поселили в другом, – мужчина обнял себя руками за плечи. – Но зачем? Вы явно читали моё дело… эммм… историю болезни. Не смогу рассказать вам ничего нового.
– Я бы хотел услышать это от вас, Кирилл.
Доктор говорил мягко, и пациент волей­неволей испытывал к нему доверие.
– Хорошо. Только рассказывать буду долго.
– Я не тороплюсь.

* * *
Сначала я не придал им значения. Изменения были, но настолько малы, что я счёл их игрой своего воображения. Первыми поменялись до боли знакомые рекламные логотипы. Помню, как удивлённо разглядывал двойное яблоко на крышке планшета, а когда сказал об этом коллегам, они приняли это за шутку. Мол, логотип всегда выглядел таким.
Несоответствие скоро забылось, а я погрузился с головой в работу. Благо в руки попался интересный рекламный проект, который и занял целиком и полностью всё моё время. Так прошло несколько дней, которые чередовались быстрыми перекусами и усиленной работой.
Второе несоответствие я тоже заметил чисто случайно. При входе в офис меня встретила улыбающаяся секретарша Дарья. Её завитые белые локоны светились на солнце, и казалось, что вокруг её головы нимб. Улыбнувшись, она поприветствовала меня.
– Привет, Даш, – я улыбнулся в ответ. – Тебе идёт новая причёска.
Девушка рассмеялась.
– Какая же она новая. Я так уже год почти хожу.
Я замер.
– Ты же вчера шатенкой была.
– Ну, не вчера, а год назад. Память у тебя, Кир, как у рыбки гуппи.
Что­то промычав в ответ, я удалился. Однако по пути мне встретился мой старый товарищ, с которым мы работали вместе. Выслушав мою историю, Вадик покрутил пальцем у виска:
– Ты чего? Она так год уже ходит. Как замуж вышла.
– Даша замужем?! – воскликнул я и выронил из рук свою спортивную сумку.
– Да уж, – пробормотал Вадик и, сославшись на то, что сегодня ему сдавать заказ клиенту, побежал в свой отдел.
Весь день я ходил как ошарашенный, старался отшучиваться от подтрунивающего надо мной друга и с интересом разглядывал тонкое золотое колечко на пальце Дарьи.
Ещё одно крупное несоответствие, а вернее сказать, разрыв шаблона уже касался меня напрямую.
Вернувшись после работы домой и вставив ключ в замочную скважину, я сразу почуял неладное. Открыв дверь, как вкопанный замер на пороге: квартира была пуста. Вернее, мебель стояла на месте. Так же на стене висела плазменная панель, огромная репродукция одной из картин Рафаэля по­прежнему занимала половину стены. Однако вместо привычного шкафа, в котором висела моя одежда и одежда моей жены, стоял небольшой шкафчик. И вообще, это было не семейное гнездо, а типичная холостяцкая берлога.
– Тань, – неуверенно позвал я в надежде, что мне это всё снится и сейчас из кухни выйдет моя голубоглазая супруга и улыбнётся, показав ямочки на слегка покрытых конопушками щеках.
– Тань, ну хватит, а, – жалобно проскулил я, в глубине души зная, что мне никто не ответит. В груди защемило, а ноги предательски подкосились, и я опустился на стоявший в прихожей табурет.
Достав мобильный телефон, постарался найти её номер в телефонной книжке, однако его там не было. Тогда, набрав цифры вручную, стал ждать ответа. После нескольких гудков раздался знакомый и любимый голос:
– Да?
– Татьяна? – спросил я.
– Да. А кто это говорит?
– Кирилл.
– Эмммм.. Кирилл?
– Да. Кирилл Сенцов.
– А мы знакомы?
Я чуть не вспылил, однако собрав всё своё самообладание в кулак, тихо произнёс:
– Да. Вас зовут Татьяна, ваша девичья фамилия Манилова. Вы родились седьмого июля восемьдесят седьмого года… – почему­то выпалил я.
– Это розыгрыш? Откуда вы меня знаете и почему девичья?
– Потому что, я твой муж…
Теперь­то я понимаю, насколько это было глупо, однако в тот момент я плохо понимал, что делаю.
– Муж? Ясно. Не звони мне больше, муж.
Она повесила трубку. Конечно, я пытался дозвониться и объяснить ситуацию, но это было бесполезно. Сперва Таня не отвечала, а потом и вовсе внесла мой номер в чёрный список.
Последующие два месяца прошли словно в тумане. Я забросил себя, оброс, в квартире множились ряды пустых бутылок из­под пива. Друзья, не понимавшие причины моей депрессии, пытались вытащить меня, познакомить с какими­то девушками, а на мои слова о том, что я женат, просто качали головами. В итоге жизнь моя замкнулась на работе и доме.
Целыми днями я сидел в Интернете, играл в игры, смотрел кино. А один раз я встретил Татьяну. Она стояла на остановке и ждала троллейбус. Видимо, её привлёк мой пристальный взгляд. Обернувшись, она дёрнула плечом и, скользнув по мне равнодушным взором, вспорхнула на ступеньку подошедшего троллейбуса, который унёс её навсегда из моей жизни.
В последующие недели я не замечал ничего. Весь мир сжался для меня в одну точку, центром которой был я сам. Это длилось ровно до того момента, когда мне на электронную почту пришло письмо. Открыв мигающий конверт, я стал лениво читать послание. Постепенно сердце моё начало биться сильнее, а в ушах послышался нарастающий шум.
Некто, под незнакомым ником, писал следующее: «Это касается и тебя тоже! Мы знаем, что твоя жизнь сильно изменилась. Ты стал замечать несоответствия, о которых знаешь только ты один. Изменились названия улиц, товаров. Кто­то из твоих знакомых тоже изменился. Мир меняется, но не ты. Ты разбит и не знаешь почему. Мы знаем причину этих изменений».
Далее прилагался ряд ссылок, по которым я и начал переходить. То, что я увидел, просто шокировало. Знакомые до боли места, известные логотипы и бренды выглядели совсем не такими, как я привык их видеть. Довершением всего стала смерть от приступа астмы Эрнесто Че Геварры. Один из лидеров революции умер не в бою, его задушила болезнь.
Всю ночь я проверял факты. Излазил сотни сайтов и архивов. Уже ближе к утру отправил встречное сообщение: «Кто ты и что всё это значит?»
Я ждал недолго. Незнакомец ответил мне ссылкой.

* * *
Пациент замолчал.
– И что же было, когда вы перешли по ссылке?
– ЦЕРН.
– Хм, это институт в Европе, который проектирует атомные реакторы.
– В моём мире, Анатолий Иванович, они построили самый большой адронный коллайдер. Представляете, огромное, длиной более двадцати шести километров, сооружение под землёй. Если он заработает на полную мощность, то это будет намного мощнее, чем все атомные электростанции вместе взятые. Вот тут я, найдя взаимосвязь изменений с запусками коллайдера, не смог остановиться. Вы слышали что­то про эффект Манделы?
– Нет.
– Это целая система воспоминаний у нескольких людей, которые противоречат реальной истории. Воспоминаний и последствий. Он назван в честь президента ЮАР, который якобы умер в тюрьме. На самом же деле он вышел на свободу, после освобождения стал президентом, – глаза Кирилла лихорадочно заблестели.
– И причём здесь связь между ЦЕРНом и этим эффектом? Может, это всего лишь совпадение?
Сенцов долго молчал.
– Когда я после долгого времени депрессии пришёл в себя, меня посетили двое людей. Мужчина и женщина. Прямо как в фильме «Люди в чёрном».
– Не смотрел.
– Не удивлён. Они сказали мне, чтобы я перестал копать эту тему с ЦЕРНом и забыл про коллайдер.
– И вы перестали?
– На какое­то время. Пока изменения носили хаотичный характер. Но однажды всё произошло мгновенно. Город словно размылся, пошёл рябью, а вокруг как хлопья стала слетать со стен реклама. Сначала я понял, что на Храмовой горе нет храма, но на его месте возникли большая открытая смотровая площадка и монумент освободителям города от немецких оккупантов. Изменилось многое. Появились дома, которых не было раньше, исчезли рестораны быстрого питания. Представляете, Макдоналдс пропал. Вместо привычных жилых районов появились новые. Изменились марки автомобилей. – Кирилл усмехнулся. – Как вам удалось так поднять ваш автопром?
Доктор пожал плечами:
– Просто работаем для себя и на совесть.
Пациент улыбнулся.
– Зачем они делают это? Для чего изменяют реальность? Понемногу, маленькими шагами.
Доктор молчал. А затем, набрав что­то на компьютере с логотипом «Тайга­М», развернул монитор к Кириллу.
– В нашем мире самый большой коллайдер сооружён не европейцами, а учёными из Академгородка, что под Новосибирском. Его длина в два раза больше того, что вы описали. Больше размеры, больше мощность, больше возможностей.
– В два раза больше возможности изменять реальность.
– В десятки раз. И знаете, я вас понимаю. Мне тоже не совсем нравилось то мироустройство, которое вы помните. С его войнами, бесконечными кризисами и неуверенностью в завтрашнем дне. Там было невозможно осуществлять большие проекты. Однако, в любой работе случаются просчёты. Накладки, – серые глаза доктора неотрывно смотрели на пациента. – Вы и вам подобные – одни из них. Вы помните тот мир, копаете что не надо, задаёте лишние вопросы.
– Что? – глаза Кирилла расширились от страха.
– А вы как думали. Вас таких много! На этом этапе вы представляете для нас опасность и мы вынуждены бороться с вами. Но пока вы поодиночке, то к вам относятся как к сумасшедшим.
– И таких, как я, вы прячете в психушках?
Доктор кивнул:
– Не самый плохой вариант.
– Так значит ваша цель? – пациент кивком головы указал за окно, где из репродукторов раздавалась музыка.
– Это всего лишь средство. Только экономически и материально сильное государство может дать нам базу для дальнейшего движения. И Союз для этого просто идеален. Конечно, можно было поэкспериментировать и на другой стороне земного шара, но это было бы слишком накладно. Ну а вы, мой друг, – доктор что­то написал в карточке и, вызвав санитаров, указал им на пациента, – действительно больны.
Кирилл рванулся вперёд, однако крепкие руки удержали его. Он пытался кричать, вырывался, но его повалили и, крепко прижав к полу, сделали какой­то укол. Тело обмякло, а в глазах поплыли круги.
– Я понял, – прошептал он, теряя сознание, – вы меняете мир под себя. Вам нужно больше мощностей, чтобы открывать вселенные…
Когда обмякшего пациента унесли, Анатолий Иванович скрестил руки на груди и сел в кресло.
– Не открывать, а управлять ими. Мы всего лишь винтики, – пробормотал он и ухмыльнулся. – Если бы ты знал, какие силы задействованы и что поставлено на кон.
Ласковый ветер шевелил занавеску, в окно долетала весёлая, бравая музыка. Страна, недавно пышно отметившая Первомай, проживала ещё один день, а мир стоял на пороге величайших перемен.